Неточные совпадения
— План следующий: теперь мы едем до Гвоздева.
В Гвоздеве болото дупелиное по сю сторону, а за Гвоздевым идут чудные бекасиные болота, и дупеля бывают. Теперь жарко, и мы к вечеру (двадцать верст) приедем и возьмем вечернее
поле;
переночуем, а уже завтра
в большие болота.
— А где же настоящий народ, который стонет по
полям, по дорогам, по тюрьмам, по острогам, под телегой
ночуя в степи?
— Хожу я и
в Курск и подале хожу, как случится.
В болотах
ночую да
в залесьях,
в поле ночую один, во глуши: тут кулички рассвистятся, тут зайцы кричат, тут селезни стрекочут… По вечеркам замечаю, по утренничкам выслушиваю, по зарям обсыпаю сеткой кусты… Иной соловушко так жалостно поет, сладко… жалостно даже.
Олентьев и Марченко не беспокоились о нас. Они думали, что около озера Ханка мы нашли жилье и остались там
ночевать. Я переобулся, напился чаю, лег у костра и крепко заснул. Мне грезилось, что я опять попал
в болото и кругом бушует снежная буря. Я вскрикнул и сбросил с себя одеяло. Был вечер. На небе горели яркие звезды; длинной полосой протянулся Млечный Путь. Поднявшийся ночью ветер раздувал пламя костра и разносил искры по
полю. По другую сторону огня спал Дерсу.
На другой день, то есть
в день отъезда, я отправился к Гарибальди
в семь часов утра и нарочно для этого
ночевал в Лондоне. Он был мрачен, отрывист, тут только можно было догадаться, что он привык к начальству, что он был железным вождем на
поле битвы и на море.
В большинстве случаев гости остаются
ночевать; мужчины располагаются спать
в зале и
в гостиной вповалку на разостланных по
полу перинах; женский
пол разводят по комнатам барышень, на антресолях.
Мастеровые
в будние дни начинали работы
в шесть-семь часов утра и кончали
в десять вечера.
В мастерской портного Воздвиженского работало пятьдесят человек. Женатые жили семьями
в квартирах на дворе; а холостые с мальчиками-учениками
ночевали в мастерских, спали на верстаках и на
полу, без всяких постелей: подушка — полено
в головах или свои штаны, если еще не пропиты.
Дома Хитровского рынка были разделены на квартиры — или
в одну большую, или
в две-три комнаты, с нарами, иногда двухэтажными, где
ночевали бездомники без различия
пола и возраста.
Матери опять не хотят нас пускать
ночевать в саду. Бог знает, что у них на уме… Но те, что приходят «на двор» с просьбами, кланяются, целуют руки… А те, что работают у себя на
полях, — кажутся такими умелыми и серьезными, но замкнутыми и недоступными…
Когда Вукол узнал, что она просватана, то пришел
в отчаяние и отравился борцом. Елену потом допрашивали, и она созналась: «Я с ним четыре ночи
ночевала». Рассказывали, что недели за две до смерти он, глядя на Елену, мывшую
пол, говорил...
Вот, наконец, и хлебные
поля, еще не совсем занесенные снегом, куда тетерева повадились летать за лакомою, сытною пищею; вот и опушки леса, молодые осиновые и березовые зарости,
в которых тетерева непременно
ночуют, если большой ястреб или беркут не угнал их накануне куда-нибудь подальше.
Когда же мой отец спросил, отчего
в праздник они на барщине (это был первый Спас, то есть первое августа), ему отвечали, что так приказал староста Мироныч; что
в этот праздник точно прежде не работали, но вот уже года четыре как начали работать; что все мужики постарше и бабы-ребятницы уехали
ночевать в село, но после обедни все приедут, и что
в поле остался только народ молодой, всего серпов с сотню, под присмотром десятника.
Ночевать мы должны были
в татарской деревне, но вечер был так хорош, что матери моей захотелось остановиться
в поле; итак, у самой околицы своротили мы немного
в сторону и расположились на крутом берегу маленькой речки.
Переночевав в Майнце, мои путешественники опять-таки по плану Егора Егорыча отправились
в Гейдельберг. Южная Германия тут уже сильно начинала давать себя чувствовать. Воздух был напоен ароматами растений; деревья были все хоть небольшие, но сочные.
Поля, конечно, не были с такой тщательностью обработаны, как
в Северной Германии, но неопытный бы даже глаз заметил, что они были плодовитее.
— Мне, во времена моей еще ранней юности, — продолжал владыко, — мы ведь, поповичи, ближе живем к народу, чем вы, дворяне; я же был бедненький сельский семинарист, и нас, по обычаю, целой ватагой возили с нашей вакации
в училище
в город на лодке, и раз наш кормчий вечером пристал к одной деревне и всех нас свел
в эту деревню
ночевать к его знакомому крестьянину, и когда мы поели наших дорожных колобков, то были уложены спать
в небольшой избенке вповалку на
полу.
«Собираться стадами
в 400 тысяч человек, ходить без отдыха день и ночь, ни о чем не думая, ничего не изучая, ничему не учась, ничего не читая, никому не принося пользы, валяясь
в нечистотах,
ночуя в грязи, живя как скот,
в постоянном одурении, грабя города, сжигая деревни, разоряя народы, потом, встречаясь с такими же скоплениями человеческого мяса, наброситься на него, пролить реки крови, устлать
поля размозженными, смешанными с грязью и кровяной землей телами, лишиться рук, ног, с размозженной головой и без всякой пользы для кого бы то ни было издохнуть где-нибудь на меже,
в то время как ваши старики родители, ваша жена и ваши дети умирают с голоду — это называется не впадать
в самый грубый материализм.
Никогда и ни с кем Юрий не расставался с таким удовольствием: он согласился бы лучше снова провесть ночь
в открытом
поле, чем вторично
переночевать под кровлею дома,
в котором, казалось ему, и самый воздух был напитан изменою и предательством. Раскланявшись с хозяином, он проворно вскочил на своего коня и, не оглядываясь, поскакал вон из селения.
— Эхва, беда какая! Мало ли у кого не бывает денег, не
ночуют же
в поле… я тебя поведу к такому хозяину, который
в долг поверит: об утро, как пойдешь, знамо, оставь что-нибудь
в заклад, до денег, полушубок или кушак, придешь, рассчитаешься; у нас завсегда так-то водится…
Она упала
в постель, и мелкие, истерические рыдания, мешающие дышать, от которых сводит руки и ноги, огласили спальню. Вспомнив, что через три-четыре комнаты
ночует гость, она спрятала голову под подушку, чтобы заглушить рыдания, но подушка свалилась на
пол, и сама она едва не упала, когда нагнулась за ней; потянула она к лицу одеяло, но руки не слушались и судорожно рвали всё, за что она хваталась.
— Пусти, бабуся,
переночевать. Сбились с дороги. Так
в поле скверно, как
в голодном брюхе.
Однажды отец с сыном поехали на телеге
в город и остановились
в поле ночевать.
Наконец,
в один воскресный или праздничный день, рано поутру, для чего Панаев
ночевал у меня, потому что я жил гораздо ближе к Арскому
полю, вышли мы на свою охоту, каждый с двумя рампетками: одна, крепко вставленная
в деревянную палочку, была у каждого
в руках, а другая, запасная, без ручки, висела на снурке через плечо.
Шел он до вечера, а до города еще далеко. Пришлось ему
в поле ночевать; зарылся
в копну и проспал всю ночь. Поднялся с зарею и опять пошел; недалеко от города вышел на большую дорогу. По дороге много народу
в город на базар идет и едет. Догоняет его обоз; стали его извозчики спрашивать, что он за человек и отчего это он
в мешок одет.
— Да, волки теперь гуляют — ихня пора, — молвил дядя Онуфрий, — Господь им эту пору указал… Не одним людям, а всякой твари сказал он: «Раститеся и множитесь». Да… ихня пора… — И потом, немного помолчав, прибавил: — Значит, вы не
в коренном лесу заночевали, а где-нибудь на рамени. Серый
в теперешнюю пору
в лесах не держится, больше
в поле норовит, теперь ему
в лесу голодно. Беспременно на рамени
ночевали, недалече от селенья. К нам-то с какой стороны подъехали?
Пришел откуда-то «незнамый человек»;
переночевав у мужичка, он послушал рассказов о горе-злосчастии от бездождия и сказал, что он это дело знает, — что
в этой беде попы не помогут, а надо выйти
в поле с зажженной свечой, сделанной из сала опившегося человека, «схороненного на распутье дорог, без креста и без пастыря».
Приходилось
ночевать на
полу в госпиталях, между койками больных.
12-го ноября кутузовская боевая армия, стоявшая лагерем около Ольмюца, готовилась к следующему дню на смотр двух императоров — русского и австрийского. Гвардия, только что подошедшая из России,
ночевала в 15-ти верстах от Ольмюца и на другой день прямо на смотр, к 10-ти часам утра, вступила на ольмюцкое
поле.
Весь вечер был теплый и нежный. Марина отдыхала душою
в любви и виноватой ласке, которою ее окружил Темка. Но все возвращалась мыслью к случившемуся. И уже когда потушили свет (Темка остался у нее
ночевать, устроившись на
полу), Марина сказала...